Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Были проведены существенные кадровые изменения, и партийная работа от этого только выиграла. В районе установилась некоторая стабильность и спокойствие. И это было результатом работы райкома партии и райисполкома. Аббасзаде дружески сошелся с новым председателем райисполкома, которого я знал по печати.
Первоначально и мои взаимоотношения с новым председателем райисполкома Ильясом Исмайловым сложились хорошо. Это был деятельный человек, я бы сказал — с переизбытком энергии, которую он и направил на благоустройство города, новое строительство и реконструкцию старых зданий. Много внимания уделял восстановлению садового хозяйства в районе: на месте вырубленных садов производились посадки. Ему, как никому до него прежде, удалось получать в центре кредиты под новое строительство и озеленение. Его организаторскими способностями восхищались многие партийные работники.
С первых же дней в Агдаме он стал активно сотрудничать в местной газете «Колхоз седасы». Он отлично владел пером: статьи его были полны иронии, он бичевал перестраховщиков, бюрократов, чинуш. Яд его выступлений не оставлял в покое ленивых и равнодушных.
Но однажды в одной из статей я прочел фразу, которая заставила меня насторожиться: «Мы должны радоваться тому, что классовая борьба идет на убыль, сходит на нет». Как редактор, я снял эту фразу, потому что она никак не соответствовала действительности.
На следующее утро, сразу после выхода газеты, мне позвонил недовольный Исмайлов. Не вняв моим объяснениям, он пожаловался секретарю райкома. Аббасзаде вызвал меня и предложил в его присутствии переговорить с автором. Я согласился.
Исмайлов с первой же минуты отверг мою критику и редактуру статьи. Я предложил отправить текст вместе с первоначальным вариантом в редакцию газеты «Коммунист»: пусть там решат, кто прав.
— Вы меня не пугайте газетой «Коммунист»! — обиделся Исмайлов. — Я сам пошлю все в Центральный Комитет.
— Ну и прекрасно, — согласился я.
Отношения между нами испортились. От Аббасзаде я узнал, что Исмайлов требует моего освобождения от обязанностей редактора.
Я ответил секретарю, что ничего не выгадываю, занимая две должности: зарплату получаю одну, в райкоме, а времени редакторская работа отнимает много, я бы за это время написал рассказ или повесть.
Не знаю, как бы сложились наши отношения, если бы в районе оставался Аббасзаде. Но его отозвали в Баку, где назначили секретарем Азербайджанского Центрального Исполнительного Комитета. А на его место избрали Ильяса Исмайлова. К этому времени из ЦК пришел ответ по поводу статьи Исмайлова, где подтверждалась моя правота. Наши отношения стали еще более натянутыми. И хотя Аббасзаде, прощаясь, бросил фразу: мол, «ты победил», я решил, что будет лучше, если мы с Исмайловым дружески расстанемся как можно скорее, чтобы не страдать от дыма костра, который я сам и разжег.
Я тут же, едва уехал Аббасзаде, подал заявление на бюро райкома с просьбой освободить меня от занимаемых должностей и послать на учебу в институт красной профессуры.
Через два дня Исмайлов принял меня в своем секретарском кабинете. Встретил очень приветливо.
— По твоему пожеланию я дважды звонил в Центральный Комитет. Там возражали, но я все же настоял.
Я выразил ему свою признательность.
Он прервал меня:
— Но-братски прошу откровенно сказать, чем я могу тебе быть еще полезен?
— Я премного благодарен!
— Я попросил в инстанциях, чтобы тебе выдали помощь в размере месячного оклада.
— Большое спасибо!
— Приготовил для тебя такую характеристику, что с нею пройдешь через огонь и воду!
— Спасибо!
— Сегодня на заседании бюро утвердим тебе благодарность в связи с освобождением от обязанностей и дальнейшей учебой.
— Как знаешь.
— А семья останется здесь? — спросил он.
— Нет, отвезу в Назикляр, к родителям жены.
— Когда решишь ехать, скажи, дам машину.
— Если можно, завтра.
— Что ж, утром шофер будет у вас… А под тем, что было между нами, подведем жирную черту, идет?
— Я давно выкинул из головы!
— Будаг! Если что — сообщи, считай меня родным братом!
— Если так, то у меня две просьбы.
— Слушаю.
— У Керима остались дети, я уезжаю, помни о них!
— Непременно.
— Не позволяй, чтоб хоть в чем-то ущемляли мать и сестру профессора Рустамзаде. С ним еще вопрос не решен, но я добьюсь пересмотра!
— Будь спокоен. Еще что? Говори, не стесняйся!
— Бюро райкома приняло решение установить надгробье и ограду на могиле Керима.
— Решение бюро райкома будет выполнено.
— И последнее. Возможно, удастся переименовать колхоз. Если назовут именем Керима, сообщи мне.
— Буду знать твой адрес, сообщу непременно.
Я встал и крепко пожал ему на прощанье руку.
Но когда возвращался домой, беспокойство и тревога не оставляли меня.
«МОЯ МЕЧТА ОСТАЛАСЬ В МОИХ ГЛАЗАХ: ВИДЕЛ — НЕ ДОСТИГ!»
Я увез семью к родителям Кеклик в Назикляр с просьбой помогать им и присматривать за ними, как только смогу, заберу их к себе.
* * *
Уже через день я вышел из здания вокзала в Баку на привокзальную площадь.
Мечта стать красным профессором привела меня в Институт марксизма-ленинизма. Меня зачислили сразу на второй курс, приняв во внимание мое незаконченное университетское образование.
Как путник, погибающий от жажды в пустыне, я искал родник, из которого мог напиться, — и я кинулся к книгам!.. Надо было восстановить забытое, читать и читать. Я весь ушел в учебу.
«Еще четыре года, — мечтал я, — я буду красным профессором!» Не было ни минуты свободного времени, но я все же умудрялся еще писать и свои рассказы, выкраивая ночные часы для занятий литературным творчеством. Два года, проведенные в Агдаме, целиком ушли без остатка на партийную работу — ни одной строчки я не написал!..
В Ассоциацию пролетарских писателей я заходил редко, потому что было некогда, хотя и тянуло меня туда нестерпимо. Иногда, выбрав свободный от занятий вечер, я появлялся в уже хорошо знакомых мне комнатах красивого дома «Исмаилие» на Коммунистической улице. Здесь всегда было шумно немноголюдно. Сюда приходили люди, как и я, верящие в неоценимую важность своей работы, убежденные в том, что создаваемая нами литература оказывает воспитательное воздействие на молодое поколение. И были факты, подтверждающие это наше убеждение.
В десятую годовщину победы апрельской революции в Азербайджане, помнится, народным комиссаром просвещения было отдано распоряжение не пропускать на спектакли в театр и на сеансы кино женщин в чадре — этом позорном
